Любовная лирика рылеева. Поэзия К.Ф

Сочинение

Чувство гражданского негодования, продиктовавшее Рылееву его сатиру, делает понятным стремление к общественной борьбе, отразившееся в его послании «К Косовскому», (написано в 1821 г., в свое время не было напечатано) в ответ на стихи, в которых адресат советовал поэту «навсегда» остаться на Украине:

* Чтоб я младые годы
* Ленивым сном убил!
* Чтоб я не поспешил
* Под знамена свободы!
* Нет, нет! тому вовек
* Со мною не случиться.

Отказываясь почти полностью от разнообразных жанров «легкой поэзии», Рылеев сохраняет один из них - дружеское послание. Но и этот жанр под его пером приобретает иной характер по сравнению с тем, что было типично для поэтов школы В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова. В дружеское послание Рылеев, подобно А. С. Пушкину, вводит политическую тематику, а затем послание и в целом становится политическим. В этом отношении показательно стихотворение «Русь моя» (1821). Близкое по мотивам и манере к посланию «Мои пенаты» Батюшкова, стихотворение Рылеева имеет неожиданную концовку. Воспев по традиции прелесть деревенской тишины и уединения, поэт обращается мыслью к предстоящему возвращению в столицу, и тогда идиллический тон сменяется сатирическим. Рылеев обрушивается на высшую бюрократию, на несправедливый суд, на поэтов, равнодушных к общественным нуждам. Неудивительно, что политическая концовка стихотворения в свое время не была опубликована.

Рост гражданской патетики вызывает появление оды в лирике Рылеева, но этот жанр в творчестве поэта-декабриста коренным образом отличается от реакционной одописи эпигонов классицизма и продолжает традиции революционной оды Радищева, поэтов-просветителей, молодого Пушкина. Таковы оды «Видение» (1823) и «Гражданское мужество» (1823). Правда, в первой из них Рылеев пытается дать «урок царям» в лице великого князя, будущего императора Александра II. Здесь, с одной стороны, сказались еще не окончательно отброшенные Рылеевым политические иллюзии, заставлявшие иногда и его предшественников взывать к чувству справедливости и гуманности просвещенного монарха. С другой стороны, это было использование легальных возможностей для пропаганды своего политического идеала, к осуществлению которого призывалась прежде всего законная власть. Историческая мотивировка необходимости преобразований звучала скрытой угрозой правительству, если оно останется глухим к велениям истории, не поймет «потребность русских стран»:

* Уже воспрянул дух свободы
* Против насильственных властей;

* Смотри - в волнении народы,
* Смотри - в движении сонм царей.
* Не напрасно цензура испугалась этих строк и потребовала вложить в них благонамеренный смысл:
* Дух необузданной свободы
* Уже восстал против властей.

Венцом гражданской лирики Рылеева явилось стихотворение «Я ль буду в роковое время…» (опубл. 1824 подзаголовком «Гражданин»), написанное в дни» подготовки восстания. Еще в начале 1825 г. среди черновых набросков поэмы «Наливайко» Рылеев поместил четверостишие:

* Нет примиренья, нет условий
* Между тираном и рабом;
* Тут надо не чернил, а крови,
* Нам должно действовать мечом.

Эти чеканные строки были свидетельством окончательного разрыва Рылеева с какими бы то ни было надеждами на мирное разрешение общественных противоречий. Теперь, в стихотворении «Я ль буду в роковое время…», Рылеев заявляет о своей готовности к революционному действию и призывает к этому друзей, среди которых он, видимо, успел распространить свою стихотворную прокламацию. Об этом свидетельствуют слова декабриста А. М. Булатова, который, перефразируя последнюю строку стихотворения Рылеева, сказал брату, выходя из дому утром 14 декабря 1825 г.: «И у нас явятся Бруты и Риеги, а может быть и превзойдут тех революционистов». Особое место в лирике Рылеева занимают агитационные песни, написанные им в сотрудничестве с А. А. Бестужевым.

Уезжая весной 1821 г. в деревню, К. Ф. Рылеев захватил с собой только что вышедший девятый том «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Под свежим впечатлением от прочитанного Рылеев пишет Ф. В. Булгарину 20 июня 1821 г.: «Ну, Грозный! Ну, Карамзин! - не знаю, чему больше удивляться, тиранству ли Иоанна или дарованию нашего Тацита». «Плодом чтения» Карамзина, по словам Рылеева, явилась его первая историческая дума «Курбский» (1821). Так в поэзию Рылеева входит историческая тематика, занявшая в дальнейшем в его творчестве основное место.

Одним из виднейших деятелей декабристского движения и круп­нейшим поэтом-декабристом был К- Ф. Рылеев. За короткий срок своей литературной деятельности (1820-1825) он создал ряд худо­жественных произведений, занимающих одно из первых мест в исто­рии русской гражданской поэзии. Стихи Рылеева наряду с политиче­скими стихотворениями А. С. Пушкина и комедией «Горе от ума» А. С. Грибоедова явились лучшим выражением общественных идеа­лов поколения дворянских революционеров и стали для декабристов средством пропаганды их политических взглядов. Участник восстания 14 декабря 1825 г., Рылеев жизнью заплатил за попытку осуществить на практике те идеи, которым он служил своим поэтическим творче­ством.

Первые поэтические опыты К. Ф. Рылеева, увидевшие свет, ничем не выделялись среди популярных в то время жанров «легкой поэзии». Рождением нового поэта со своей темой и с собственной интонацией, было стихотворение «К временщику» (1820), появившееся в первый же год вступления будущего поэта-декабриста в литературу. Сатира Рылеева оказалась политически весьма актуальной. Реакция, сме­нившая общественный подъем эпохи Отечественной войны 1812 г., торжествовала повсюду: и в России, и в Западной Европе. Ближай­шим сотрудником Александра I стал его любимец, военный министр, организатор военных поселений, ярый реакционер А. А. Аракчеев. Активным протестом против аракчеевского режима в армии явились волнения Семеновского полка осенью 1820 г. Атмосфера накалялась. В такой обстановке появилась острая и смелая сатира на «временщи­ка», в котором без труда можно было узнать всесильного Аракчеева. Подзаголовок «Подражание Персиевой сатире „К Рубеллию"» объ­ясняется цензурными соображениями (у римского сатирика I в. Пер­сия Флакка нет сатиры «К Рубеллию»).

У Рылеева дана конкретная политическая характеристика Аракче­ева (ср., в частности, прямое указание на военные поселения: «Селе­ния лишил их прежней красоты»), а в качестве угрозы выдвигается тираноубийство, о котором говорится весьма откровенно и весьма эмоционально:

О, как на лире я потщусь того прославить. Отечество мое кто от тебя избавит!

Впечатления современников и догадки о причинах благополучного для Рылеева исхода столь дерзкого выступления излагает Н. А. Бесту-

жев: «Нельзя представить изумления, ужаса, даже можно сказать оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслы­ханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с велика­ном. Все думали, что кары грянут, истребят и дерзновенного поэта, и тех, которые внимали ему; но изображение было слишком верно, очень близко, чтобы обиженному вельможе осмелиться узнать себя в сатире. Он постыдился признаться явно, туча пронеслась мимо» ". Бестужев верно определяет и значение сатиры: «Это был первый удар, нанесенный Рылеевым самовластью».

Чувство гражданского негодования, продиктовавшее Рылееву его сатиру, делает понятным стремление к общественной борьбе, отра­зившееся в его послании «К Косовскому» (написано в 1821 г., в свое время не было напечатано) в ответ на стихи, в которых адресат 2 советовал поэту «навсегда» остаться на Украине:

Чтоб я младые годы

Ленивым сном убил!

Чтоб я не поспешил с

Под знамена свободы!

Нет, нет! тому вовек

Со мною не случиться.

Отказываясь почти полностью от разнообразных жанров «легкой поэзии», Рылеев сохраняет один из них - дружеское послание. Но и этот жанр под его пером приобретает иной характер по сравнению с тем, что было типично для поэтов школы В. А. Жуковского и К- Н. Батюшкова. В дружеское послание Рылеев, подобно А. С. Пуш­кину, вводит политическую тематику, а затем послание и в целом становится политическим. В этом отношении показательно стихотво­рение «Пустыня» (1821). Близкое по мотивам и манере к посланию «Мои пенаты» Батюшкова, стихотворение Рылеева имеет неожи­данную концовку. Воспев по традиции прелесть деревенской тишины и уединения, поэт обращается мыслью к предстоящему возвращению в столицу, и тогда идиллический тон сменяется сатирическим. Рылеев обрушивается на высшую бюрократию, на несправедливый суд, на поэтов, равнодушных к общественным нуждам. Неудивительно, что политическая концовка стихотворения в свое время не была опублико­вана.

Рост гражданской патетики вызывает появление оды в лирике Рылеева, но этот жанр в творчестве поэта-декабриста коренным образом отличается от реакционной одописи эпигонов классицизма и продолжает традиции революционной оды Радищева, поэтов-про­светителей, молодого Пушкина. Таковы оды «Видение» (1823) и «Гражданское мужество» (1823). Правда, в первой из них Рылеев пытается дать «урок царям» в лице великого князя, будущего импе-

1 Воспоминания Бестужевых, с. 12.

2 Послание обращено к сослуживцу Рылеева по армии А. И. Косовскому, а не к П. Г. Каховскому, как долгое время предполагали некоторые исследователи (с Кахов­ским поэт-декабрист познакомился позднее).

ратора Александра II. Здесь, с одной стороны, сказались еще не окончательно отброшенные Рылеевым политические иллюзии, застав­лявшие иногда и его предшественников взывать к чувству справедли­вости и гуманности просвещенного монарха. С другой стороны, это было использование легальных возможностей для пропаганды своего политического идеала, к осуществлению которого призывалась пре­жде всего законная власть. Историческая мотивировка необходимо­сти преобразований звучала скрытой угрозой правительству, если оно останется глухим к велениям истории, не поймет «потребность русских стран»:

Уже воспрянул дух свободы Против насильственных властей; Смотри - в волнении народы, Смотри - в движеньи сонм царей.

Не напрасно цензура испугалась этих строк и потребовала вло­жить в них благонамеренный смысл:

Дух необузданной свободы Уже восстал против властей.

Венцом гражданской лирики Рылеева явилось стихотворение «Я ль буду в роковое время...» (опубл. 1824 под заголовком «Гражда­нин»), написанное в дни подготовки восстания. Еще в начале 1825 г. среди черновых набросков поэмы «Наливайко» Рылеев по­местил четверостишие:

Нет примиренья, нет условий Между тираном и рабом; Тут надо не чернил, а крови, Нам должно действовать мечом.

Эти чеканные строки были свидетельством окончательного разрыва Рылеева с какими бы то ни/было надеждами на мирное разрешение общественных противоречий. Теперь, в стихотворении «Я ль буду в роковое время...», Рылеев заявляет о своей готовности к революци­онному действию и призывает к этому друзей, среди которых он, видимо, успел распространить свою стихотворную прокламацию. Об этом свидетельствуют слова декабриста А. М. Булатова, который, перефразируя последнюю строку стихотворения Рылеева, сказал брату, выходя из дому утром 14 декабря 1825 г.: «И у нас явятся Бруты и Риеги, а может быть и превзойдут тех революционистов». Особое место в лирике Рылеева занимают агитационные песни, напи­санные им в сотрудничестве с А. А. Бестужевым.

Уезжая весной 1821 г. в деревню, К. Ф. Рылеев захватил с собой только что вышедший девятый том «Истории государства Российско­го» Н. М. Карамзина. Под свежим впечатлением от прочитанного Рылеев пишет Ф. В. Булгарину 20 июня 1821 г.: «Ну, Грозный! Ну, Карамзин! - не знаю, чему больше удивляться, тиранству ли Иоанна или дарованию нашего Тацита». «Плодом чтения» Карамзина, по словам Рылеева, явилась его первая историческая дума «Курбский»

(1821). Так в поэзию Рылеева входит историческая тематика, за­нявшая в дальнейшем в его творчестве основное место.

На протяжении 1821 -1823 гг. Рылеев напечатал свыше двадцати дум. В 1825 г. «Думы» вышли отдельным сборником. Около десяти дум (считая и неоконченные) было найдено в бумагах Рылеева. При своем появлении думы вызвали противоречивую оценку. Известен суровый отзыв о них А. С. Пушкина, который не нашел в них ничего национального, русского, кроме имен, и признал их однообразными по композиции (см. письма П. А. Вяземскому и Рылееву в мае 1825 г.). Пушкин судил о думах Рылеева с точки зрения того более глубокого, чем это было у декабристов, понимания историзма и народности литературы, к которому он подходил как раз в эти годы. Но при всей своей романтической условности думы увлекли читателей героически­ми образами многочисленных деятелей русской истории и патриотиче­скими чувствами автора. С этой точки зрения рылеевским думам нельзя отказать в народности, что подтверждается, в частности, широкой популярностью «Смерти Ермака» (1821), называемой на­родной песней.

Определяя жанровую природу дум, Рылеев возводит их к украин­ской народной поэзии: «Дума, старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение». Стремление поэта-де­кабриста связать идейно-художественный замысел своих историче­ских баллад с народной традицией отвечало одному из положений декабристской эстетики - признанию фольклора источником литера­туры.

Думы Рылеева связаны и с традициями художественной литерату­ры, а именно с жанром исторической баллады, получившим в те годы распространение в русской литературе. Крупнейшим явлением в этой области была пушкинская «Песнь о вещем Олеге» (1822). Но Рылеев своеобразно трактовал этот жанр, что было отмечено А. А. Бестуже­вым в его критическом обзоре «Взгляд на старую и новую словесность в России»: «Рылеев, сочинитель дум или гимнов исторических, пробил новую тропу в русском стихотворстве». Это своеобразие заключалось в ощутительном присутствии в произведении, а иногда и в преоблада­нии, лирико-публицистического элемента.

Рисуя героев русской истории на протяжении ряда столетий, Рылеев поэтизирует образ борца за свободу и независимость родины (Мстислав Удалой, Дмитрий Донской, Иван Сусанин, Богдан Хмель­ницкий) или образ гражданина, мужественно отстаивающего свои общественные идеалы (Матвеев, Долгорукий, Волынский). В уста своих героев Рылеев вкладывает монологи, в которых находят выра­жение гражданские идеи и настроения декабристов. Так, Волынский признает верным сыном отчизны только того,

Кто с сильными в борьбе За край родной иль за свободу, Забывши вовсе о себе. Готов всем жертвовать народу.

(«Волынский»)

Это далеко от истории, которая не дает оснований для такой идеали­зации кабинет-министра А. П. Волынского, но это близко к той современности, активно воздействовать на которую стремились де­кабристы. Столь же по-декабристски звучало и обращение Дмитрия Донского к соратникам перед битвой на Куликовом поле.

В думах Рылеева нашел выражение художественный метод рево­люционного романтизма. Рисуя героев прошлого, поэт-декабрист стремился не столько воссоздать историческую действительность, сколько воплотить свой идеал гражданина. Это отвечало обществен­но-воспитательным задачам, которым должны были служить думы. Соответствует этим задачам и композиционный строй дум, в котором Пушкин разграничил три основных элемента: описание места дей­ствия, речь героя и «нравоучение». Как правило, думы не имеют сюжета и представляют собой своего рода серию исторических порт­ретов или картин. Значительная роль лирического монолога, про­износимого героем, сближает думы по их общему характеру с граж­данской лирикой Рылеева.

Рылеевские думы не отличаются и стилистическим единством. В соответствии с тематико-композиционными особенностями дум в них преобладает лирическое начало, что находит особенно яркое выражение в обилии стилистических фигур (риторические вопросы, восклицания, обращения), придающих изложению публицистический (ораторский) стиль. Но в некоторых думах (например, «Иван Суса­нин») заметно стремление автора найти повествовательные формы изложения, отвечающие принципу простого рассказа о событиях. С этим связано и введение в гражданско-патетический стиль дум бытовой лексики, отражающей реальные подробности изображаемого действия, например:

Вот скатерть простая на стол постлана; Поставлено пиво и кружка вина, И русская каша и щи пред гостями, И хлеб перед каждым большими ломтями.

Тенденции национально-исторического эпоса, для которых узкие рамки дум не давали простора, нашли развитие в поэмах Рылеева.

Одним из самых ярких поэтов-декабристов младшего поколения был Кондратий Федорович Рылеев. Первоначально в его поэзии соседствую два жанра – ода и элегия. Особенность его творчества заключается в том, что Рылеев сочетает традиции гражданской поэзии прошлого столетия и достижения новой, романтической поэзии Жуковского и Батюшкова. Герой элегий обогащается чертами общественного человека, гражданские же страсти получают достоинства живых эмоций. Так рушатся жанровые перегородки.

В 1821 года в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр – думы, лиро-эпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишённых фантастики. Дума – изобретение славянской поэзии, в качестве литературного жанра уже давно существовавшая в Украине и Польше, заимствованной ей у нас. Фольклорное начало, признаки медитативной и исторической (эпической) элегии, оды – это характерные признаки Дум Рылеева.

Первую думу – « Курбский» (21г) поэт опубликовал с подзаголовком элегия, и лишь потом появляется подзаголовок « дума». Сходство с элегией замечали многие современники Рылеева. Исторические события осмыслены в думах Рылеева в лирическом ключе, поэт сосредоточен на внутреннем состоянии истор. Личности, в какой либо кульминационный момент жизни.

Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание и нравственный урок. В думе соединены два начала – эпическое и лирическое, агитационное, а жизнеописание играет подчинённую роль.

Почти все думы строятся по единому плану - сначала пейзаж, местный или исторический, появление героя, речь, из которой становиться известной предыстория героя и его нынешнее духовное состояние, далее следует урок – обобщение. Так как композиция почти всех дум одинакова, Пушкин назвал Рылеева «планщиком».

В задачу Рылеева входило дать панораму исторической жизни и создать монументальные образы героев. Цель его – возбудить высокими героическими примерами патриотизм и вольнолюбие современников. Субъективно Рылеев не собирался покушаться на точность исторических фактов и «подправлять» дух истории, но это было неизбежно. Даже привлёчённый им историк Строев, писавший комментарии к каждой думе, не смог исправить вольного романтически-декабристского антиисторизма.

Этот Рылеевский антиисторизм вызвал решительное осуждение Пушкина, стремившегося к исторической достоверности. Историческое лицо любого века приравнивается к декабристу по своим мыслям и чувствам (Дмитрий Донской).

Как романтик, Рылеев ставил в центр нац. Истории личность патриота и правдолюбца. История – это борьба свободолюбцев и тиранов, силы, которые участвуют в конфликте – двигатель истории, никогда не исчезают и не меняются.

Психологическое состояние героев, особенно в портрете, всегда аналогично. Герой изображён не иначе, как с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Чаще всего они сидят. Обстановка – темница или подземелье.

Среди Дум выделяются Дмитрий Донской, Курбский, Борис Годунов, Смерть Ермака, Петр Великий в Острогожске, Иван Сусанин.

Годунов – о страданиях царя, достигшего престола путём преступлений. Рок принимает его покаяние, обет творить только на благо государства и даёт ему сон.

Сусанин – о подвиге русского крестьянина. В его деревню пришли сарматы, отужинали, легли на покой. Сусанин отправляет сына к царю, предупредить, а сам по утру идёт проводником врагов. Заводит в лес и там раскрывает тайну, пав жертвой во имя спасения царя.

Гибель Ермака – буря в ночь над Иртышом, воины спят, набираясь сил перед боем, Ермак же в раздумьях об искуплении ошибок жизни молодой завоеваниями для царя Сибири. Но хан Кучум не ждёт утра, боясь открытого столкновения. Он нападает исподтишка, ночью и Ермак вынужден плыть к челнам. Тяжёлый панцирь, дар царя, увлекает его под воды. Герой не успевает добраться до челнов, а буря всё играет.

В соотв. с тематико-композиционными особенностями дум,в них преоблад. лир. начало,что находит особенно яркое выражение в обилии стилист. Фигур (риторические вопросы, восклицания, обращения), придающих изложению публицистический стиль.

Наиболее полно своеобразие декабристской поэзии проявилось в творчестве Кондратия Федоровича Рылеева (1795-1826). Он создал «поэзию действенную, поэзию высочайшего накала, героического пафоса».

Среди лирических произведений Рылеева самым известным было и, пожалуй, до сих пор остается стихотворение «Гражданин» (1824), запрещенное в свое время, но нелегально распространявшееся, хорошо известное читателям. Это произведение - принципиальная удача Рылеева-поэта, может быть, даже вершина декабристской лирики вообще. В стихотворении создан образ нового лирического героя:

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя,

Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенья века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека.

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскроются, когда народ восстав,

Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

В них не найдет ни Брута, ни Риеги.

Рылеев создал образ гражданина в декабристском понимании этого слова. Он воплощает в себе высокие добродетели: любовь к отчизне, смелость, целеустремленность, готовность жертвовать собой. Однако Рылеев отходит от обычной для гражданской поэзии начала 19 века ситуации - столкновения героя с тиранами или столкновения возвышенного поэта с продажными льстецами. «Гражданин» Рылеева «не столько борется со своими врагами, сколько убеждает возможных союзников». «Изнеженное племя переродившихся славян» - это не «тираны», не «льстецы», не «рабы» и даже не «глупцы». Это юноши с «хладной душой», равнодушные, эгоистичные. С точки зрения декабристов с их идеалами человека поступка, действия, подвига такие безучастные юноши аморальны (и в каком-то смысле хуже врагов). Особенно обращает на себя внимание фраза «Племя переродившихся славян». Для Рылеева «славянин» не просто условный предок, а определенный национальный характер - доблестный, мужественный, суровый, высоконравственный, свободолюбивый человек. Современное «изнеженное племя» потому такое безучастное, праздное, пассивное, что оно утратило свою национальную самобытность, это славяне, но переродившиеся.

Интересно, что в стихотворении отсутствуют традиционные мотивы сомнений, грусти и разочарования, а также мотив обреченности героя. Герой взволнованно убеждает их, а не становится в горделивые позы в молчаливом одиночестве. Рылеев избегает стереотипного конфликта добра со злом, у него, скорее, конфликт веры с безверием, убежденности с равнодушием. Едва намеченная Рылеевым тема стала ведущей в классической русской литературе.

Изображению различных (высоких и низких) образцов национального характера посвящены «Думы» Рылеева. Жанр думы самим Рылеевым объяснялся как «элегии о героях», которые пелись в память о них у древних славян. Правда, в предисловии к «Думам» (они вышли отдельной книгой в 1825 году), Рылеев указал на то, что идею жанра он воспринял у польского поэта Немцевича. Однако в отличие от «Исторических спевов» Немцевича, к которым были приложены ноты, Рылеев создал произведения не для пения, а для чтения. Тем не менее в критике разгорелся спор о природе жанра думы; в ходе дискуссии высказывалось мнение о синтезе элегии и героиды в думе (Ф.Булгарин), но затем были обнаружены более реальные жанровые источники - стихотворная трагедия 18 века и жанр исторической элегии, созданный в начале 19 века К.Н.Батюшковым. Жанр думы совмещает элегическую лиричность, пейзажи романтической элегии (вечер или ночь, блеск луны, вой ветра, молнии и т.п.) и бурные катастрофические страсти героев трагедий.

Такая жанровая форма позволила Рылееву изобразить яркие характеры национальных героев, причем и положительные образцы - Димитрий Донской, Борис Годунов и др., и отрицательные - Святополк Окаянный. А.С.Пушкин высказал критические замечания по поводу того, что все герои говорят одинаковым языком. Верно подмеченную особенность стиля рылеевских «Дум» объяснить можно тем, что декабристы имели собственное понимание историзма - для них сущность народа всегда остается неизменной, поэтому Рылеев не заботится о раскрытии индивидуальных черт своих героев, унифицирует их, создавая обобщенный образ русского человека. Таким образом, «Думы», несмотря на разнообразие изображенных в них лиц, объединены в художественное целое образом единого героя.

Поиски способов активного воздействия на общество привели Рылеева к жанру поэмы. Первой поэмой Рылеева стала поэма «Войнаровский» (1823-1824). У поэмы много общего с «Думами», но есть и принципиальная новизна: в «Войнаровском» Рылеев стремится к достоверному историческому колориту, правдивости психологических характеристик. Рылеев создал нового героя: разочарованный, но не в житейских и светских утехах, не в любви или славе, рылеевский герой - жертва судьбы, не позволившей ему реализовать свой могучий жизненный потенциал. Обида на судьбу, на идеал героической жизни, которая не состоялась, отчуждает рылеевского героя от окружающих, превращая его в фигуру трагическую. Трагедия неполноты жизни, нереализованности ее в реальных поступках и событиях станет важным открытием не только в декабристской поэзии, но и в русской литературе в целом.

«Войнаровский» - единственная законченная поэма Рылеева, хотя кроме нее им были начаты еще несколько: «Наливайко», «Гайдамак», «Палей». «Так получилось, - пишут исследователи, - что поэмы Рылеева явились не только пропагандой декабризма в литературе, но и поэтической биографией самих декабристов, включая декабрьское поражение и годы каторги. Читая поэму о Войнаровском, декабристы невольно думали о себе <...> Поэма Рылеева воспринималась и как поэма героического дела, и как поэма трагических предчувствий. Судьба политического ссыльного, заброшенного в далекую Сибирь, встреча с женой-гражданкой - все это почти предсказание». Особенно поразило читателей Рылеева его предсказание в «Исповеди Наливайки» из поэмы «Наливайко»:

<...>Известно мне: погибель ждет

Того, кто первым восстает

На утеснителей народа, -

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной, -

Я это чувствую, я знаю…

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благославляю! <...>

Сбывшиеся пророчества поэзии Рылеева еще раз доказывают плодотворность романтического принципа «жизнь и поэзия - одно».

Одним из самых ярких поэтов-декабристов младшего поколения был Кондратий Федорович Рылеев. Его творческая жизнь продолжалась недолго – с первых ученических опытов 1817–1819 гг. до последнего стихотворения (начало 1826), написанного в Петропавловской крепости.

Широкая известность пришла к Рылееву после публикации оды-сатиры «К временщику» (1820), которая была написана во вполне традиционном духе, но отличалась смелым содержанием. Первоначально в поэзии Рылеева параллельно сосуществуют стихотворения разных жанров и стилей – оды и элегии. Над Рылеевым тяготеют «правила» тогдашних пиитик. Гражданская и личная темы еще не смешиваются, хотя ода, например, приобретает новый строй. Ее темой становится не прославление монарха, не воинская доблесть, как это было в лирике XVIII в., а обычная гражданская служба.

Особенность лирики Рылеева заключается в том, что он не только наследует традиции гражданской поэзии прошлого столетия, но и усваивает достижения новой, романтической поэзии Жуковского и Батюшкова, в частности поэтический стиль Жуковского, используя те же устойчивые стиховые формулы.

Постепенно, однако, гражданская и интимная струи в лирике поэта начинают пересекаться: элегии и послания включают гражданские мотивы, а ода и сатира проникаются личными настроениями. Жанры и стили начинают смешиваться. Иначе говоря, в гражданском, или социальном, течении русского романтизма происходят те же процессы, что и в психологическом течении. Герой элегий, посланий (жанров, которые традиционно посвящались описанию интимных переживаний) обогащается чертами общественного человека («В.Н. Столыпиной», «На смерть Бейрона 53 »). Гражданские же страсти получают достоинство живых личных эмоций. Так рушатся жанровые перегородки, и жанровое мышление терпит значительный урон. Эта тенденция характерна для всей гражданской ветви русского романтизма.

Типично, например, стихотворение Рылеева «Я ль буду в роковое время…». С одной стороны, в нем очевидны черты оды и сатиры – высокая лексика («роковое время», «гражданина сан»), знаковые отсылки к именам героев древности и современности (Брут, Риэго), презрительно-обличительные выражения («изнеженное племя»), ораторская, декламационная интонация, рассчитанная на устное произношение, на публичную речь, обращенную к аудитории; с другой – проникнутое грустью элегическое размышление по поводу того, что молодое поколение не вступает на гражданское поприще.

Думы

С 1821 г. в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр – думы, лироэпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишенных, однако, фантастики. Рылеев особенно обращал внимание своих читателей на то, что дума – изобретение славянской поэзии, что в качестве фольклорного жанра она существовала давно на Украине и в Польше. В предисловии к своему сборнику «Думы» он писал: «Дума – старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о героях своих: Дорошенке, Нечае, Сагайдачном, Палее, и самому Мазепе приписывается сочинение одной из них» 54 . В начале XIX в. этот жанр народной поэзии получил распространение в литературе. Его ввел в литературу польский поэт Немцевич, на которого Рылеев сослался в том же предисловии. Однако не только фольклор стал единственной традицией, повлиявшей на литературный жанр думы. В думе можно различить признаки медитативной и исторической (эпической) элегии, оды, гимна и др.

Первую думу – «Курбский» (1821) поэт опубликовал с подзаголовком «элегия», и лишь начиная с «Артемона Матвеева» появляется новое жанровое определение – дума. Сходство с элегией видели в произведениях Рылеева многие его современники. Так, Белинский писал, что «дума есть тризна историческому событию или просто песня исторического содержания. Дума почти то же, что эпическая элегия» 55 . Критик П.А. Плетнев определил новый жанр как «лирический рассказ какого-нибудь события» 56 . Исторические события осмыслены в думах Рылеева в лирическом ключе: поэт сосредоточен на выражении внутреннего состояния исторической личности, как правило, в какой-либо кульминационный момент жизни.

Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание в нравственный урок, который следует из этого жизнеописания. В думе соединены два начала – эпическое и лирическое, агиографическое и агитационное. Из них главное – лирическое, агитационное, а жизнеописание (агиография) играет подчиненную роль.

Почти все думы, как отметил Пушкин, строятся по одному плану: сначала дается пейзаж, местный или исторический, который подготавливает появление героя; затем с помощью портрета выводится герой и тут же произносит речь; из нее становится известной предыстория героя и нынешнее его душевное состояние; далее следует урок-обобщение. Так как композиция почти всех дум одинакова, то Пушкин назвал Рылеева «планщиком» 57 , имея в виду рациональность и слабость художественного изобретения. По мнению Пушкина, все думы происходят от немецкого слова dumm (глупый).

В задачу Рылеева входило дать широкую панораму исторической жизни и создать монументальные образы исторических героев, но поэт решал ее в субъективно-психологическом, лирическом плане. Цель его – возбудить высоким героическим примером патриотизм и вольнолюбие современников. Достоверное изображение истории и жизни героев отходило при этом на второй план.

Для того чтобы рассказать о жизни героя, Рылеев обращался к возвышенному языку гражданской поэзии XVIII – начала XIX в., а для передачи чувств героя – к поэтической стилистике Жуковского (см., например, в думе «Наталья Долгорукая»: «Судьба отраду мне дала В моем изгнании унылом…», «И в душу, сжатую тоской, Невольно проливала сладость»).

Психологическое состояние героев, особенно в портрете, почти всегда одинаково: герой изображен не иначе, как с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Герои Рылеева чаще всего сидят, и даже когда их приводят на казнь, они тут же садятся. Обстановка, в которой находится герой, – подземелье или темница.

Поскольку в думах поэт изображал исторических личностей, то перед ним встала проблема воплощения национально-исторического характера – одна из центральных и в романтизме, и в литературе того времени вообще. Субъективно Рылеев вовсе не собирался покушаться на точность исторических фактов и «подправлять» дух истории. Больше того, он стремился к соблюдению исторической правды и опирался на «Историю государства Российского» Карамзина. Для исторической убедительности он привлек историка П.М. Строева, который написал большинство предисловий-комментариев к думам. И все-таки это не спасло Рылеева от слишком вольного взгляда на историю, от своеобразного, хотя и ненамеренного, романтически-декабристского антиисторизма.

^

Жанр думы и понятие о романтическом историзме декабристов

Как романтик, Рылеев поставил в центр национальной истории личность патриота свободолюбца. История, с его точки зрения, – борьба вольнолюбцев с тиранами. Конфликт между приверженцами свободы и деспотами (тиранами) – двигатель истории. Силы, которые участвуют в конфликте, никогда не исчезают и не изменяются. Рылеев и декабристы не согласны с Карамзиным, утверждавшим, что прошедший век, уйдя из истории, никогда не возвращается в тех же самых формах. Если бы это было так, решили декабристы и Рылеев в том числе, то распалась бы связь времен, и патриотизм и вольнолюбие никогда не возникли бы вновь, ибо они лишились бы родительской почвы. Вследствие этого вольнолюбие и патриотизм как чувства не только свойственны, например, XII и XIX вв., но и одинаковы. Историческое лицо любого минувшего века приравнивается к декабристу по своим мыслям и чувствам (княгиня Ольга мыслит по-декабристски, рассуждая о «несправедливости власти», воины Димитрия Донского горят желанием сразиться «за вольность, правду и закон», Волынский – воплощение гражданского мужества). Отсюда ясно, что, желая быть верным истории и исторически точным, Рылеев, независимо от личных намерений, нарушал историческую правду. Его исторические герои мыслили декабристскими понятиями и категориями: патриотизм и вольнолюбие героев и автора ничем не различались. А это значит, что он пытался сделать своих героев одновременно такими, какими они были в истории, и своими современниками, ставя тем самым перед собой противоречащие и, следовательно, невыполнимые задачи.

Рылеевский антиисторизм вызвал решительное возражение Пушкина. По поводу допущенного поэтом-декабристом анахронизма (в думе «Олег Вещий» герой Рылеева повесил свой щит с гербом России на врата Царьграда) Пушкин, указывая на историческую ошибку, писал: «…во время Олега герба русского не было – а двуглавый орел есть герб византийский и значит разделение империи на Западную и Восточную…» 58 . Пушкин хорошо понял Рылеева, который хотел оттенить патриотизм Олега, но не простил нарушения исторической достоверности.

Таким образом, в думах не был художественно воссоздан национально-исторический характер. Однако развитие Рылеева как поэта шло в этом направлении: в думах «Иван Сусанин» и «Петр Великий в Острогожске» был заметно усилен эпический момент. Поэт совершенствовал передачу национального колорита, добиваясь большей точности в описании обстановки («косящето окно» и другие детали), крепче стал и его повествовательный слог. И Пушкин сразу же откликнулся на эти сдвиги в поэзии Рылеева, отметив думы «Иван Сусанин», «Петр Великий в Острогожске» и поэму «Войнаровский», в которой он, не приняв общего замысла и характера исторических лиц, в особенности Мазепы, оценил усилия Рылеева в области стихотворного повествования.

^

Поэма «Войнаровский»

Поэма – один из самых популярных жанров романтизма, в том числе гражданского, или социального. Декабристская поэма была вехой в истории жанра и воспринималась на фоне южных романтических поэм Пушкина. Наиболее охотно в декабристской поэме разрабатывалась историческая тема, представленная Катениным («Песнь о первом сражении русских с татарами на реке Калке под предводительством Галицкого Мстислава Мстиславовича Храброго»), Ф. Глинкой («Карелия»), Кюхельбекером («Юрий и Ксения»), А. Бестужевым («Андрей, князь Переяславский»), А. Одоевским («Василько»). В этом ряду стоит и поэма Рылеева «Войнаровский».

Поэма Рылеева «Войнаровский» (1825) была написана в духе романтических поэм Байрона и Пушкина 59 . В основе романтической поэмы лежат параллелизм картин природы, бурной или умиротворенной, и переживаний изгнанника-героя, исключительность которого подчеркнута его одиночеством. Поэма развивалась через цепь эпизодов и монологические речи героя. Роль женских персонажей по сравнению с героем всегда ослаблена.

Современники отмечали, что характеристики героев и некоторые эпизоды сходны с характеристиками персонажей и сценами из поэм Байрона «Гяур», «Мазепа», «Корсар» и «Паризина». Несомненен также и учет Рылеевым пушкинских поэм «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», написанных значительно раньше.

Поэма Рылеева стала одной из ярких страниц в развитии жанра. Это объясняется несколькими обстоятельствами.

Во-первых, любовный сюжет, столь важный для романтической поэмы, отодвинут на второй план и заметно приглушен. Любовная коллизия в поэме отсутствует: между героем и его возлюбленной нет никаких конфликтов. Жена Войнаровского добровольно едет за мужем в ссылку.

Во-вторых, поэма отличалась точным и подробным воспроизведением картин сибирского пейзажа и сибирского быта, открывая русскому читателю во многом неизвестный ему природный и бытовой уклад. Рылеев советовался с декабристом В.И. Штейнгелем о предметности нарисованных картин. Вместе с тем суровая сибирская природы и жизнь не чужды изгнаннику: они соответствовали его мятежному духу («Мне был отраден шум лесов, Отрадно было мне ненастье, И бури вой, и плеск валов»). Герой был непосредственно соотнесен с родственной его настроениям природной стихией и вступил с ней в сложные отношения.

В-третьих, и это самое главное: своеобразие рылеевской поэмы состоит в необычной мотивировке изгнания. В романтической поэме мотивировка отчуждения героя, как правило, остается двойственной, не совсем ясной или таинственной. В Сибири Войнаровский оказался не по собственной воле, не вследствие разочарования и не в роли искателя приключений. Он – политический ссыльный, и его пребывание в Сибири носит вынужденный характер, определяемый обстоятельствами его трагической жизни. В точном указании причин изгнания – новаторство Рылеева. Это одновременно конкретизировало и сужало мотивировку романтического отчуждения.

Наконец, в-четвертых, сюжет поэмы связан с историческими событиями. Поэт намеревался подчеркнуть масштабность и драматизм личных судеб героев – Мазепы, Войнаровского и его жены, их вольнолюбие и патриотизм. Как романтический герой, Войнаровский двойствен: он изображен тираноборцем, жаждущим национальной независимости, и пленником рока («Мне так сулил жестокий рок»).

Отсюда проистекают колебания Войнаровского в оценке Мазепы – самого романтического лица в поэме.

В одной стороны, Войнаровский верой и правдой служил Мазепе:
Мы в нем главу народа чтили,

Мы обожали в нем отца,

Мы в нем отечество любили.
С другой же – мотивы, заставившие Мазепу выступить против Петра, неизвестны или не полностью известны Войнаровскому:
Не знаю я, хотел ли он

Спасти от бед народ Украйны,

Это противоречие реализуется в характере – гражданская страсть, направленная на вполне конкретные действия, совмещается с признанием власти вне личных обстоятельств, которые в конечном итоге оказываются решающими.

Оставаясь до конца тираноборцем, Войнаровский чувствует свою подверженность каким-то неясным для него роковым силам. Конкретизация мотивировки изгнания получает, таким образом, более широкий и многообъемлющий смысл.

Личность Войнаровского в поэме значительно идеализирована и эмоционально приподнята. С исторической точки зрения Войнаровский – изменник. Он, как и Мазепа, хотел отделить Украину от России, переметнулся к врагам Петра I и получал чины и награды то от польских магнатов, то от шведского короля Карла XII.

Катенин искренне удивился рылеевской трактовке Войнаровского, попытке сделать из него «какого-то Катона». Историческая правда была не на стороне Мазепы и Войнаровского, а на стороне Петра I. Пушкин в «Полтаве» восстановил поэтическую и историческую справедливость. В поэме же Рылеева Войнаровский – республиканец и тираноборец. Он говорит о себе: «Чтить Брута с детства я привык».

Творческий замысел Рылеева был изначально противоречив: если бы поэт остался на исторической почве, то Войнаровский не мог бы стать высоким героем, потому что его характер и поступки исключали идеализацию, а романтически приподнятое изображение изменника неминуемо вело, в свою очередь, к искажению истории. Поэт, очевидно, сознавал вставшую перед ним трудность и пытался ее преодолеть.

Образ Войнаровского у Рылеева раздвоился: с одной стороны, Войнаровский изображен лично честным и не посвященным в замыслы Мазепы. Он не может нести ответственность за тайные намерения изменника, поскольку они ему не известны. С другой стороны, Рылеев связывает Войнаровского с исторически несправедливым общественным движением, и герой в ссылке задумывается над реальным содержанием своей деятельности, пытаясь понять, был ли он игрушкой в руках Мазепы или сподвижником гетмана. Это позволяет поэту сохранить высокий образ героя и одновременно показать Войнаровского на духовном распутье. В отличие от томящихся в тюрьме или в изгнании героев дум, которые остаются цельными личностями, нисколько не сомневаются в правоте своего дела и в уважении потомства, ссыльный Войнаровский уже не вполне убежден в своей справедливости, да и умирает он без всякой надежды на народную память, потерянный и забытый.

Между вольнолюбивыми тирадами Войнаровского и его поступками нет расхождения – он служил идее, страсти, но подлинный смысл повстанческого движения, к которому он примкнул, ему недоступен. Политическая ссылка – закономерный удел героя, связавшего свою жизнь с изменником Мазепой.

Приглушая любовный сюжет, Рылеев выдвигает на первый план общественные мотивы поведения героя, его гражданские чувства. Драматизм поэмы заключен в том, что герой-тираноборец, в искреннем и убежденном свободолюбия которого автор не сомневается, поставлен в обстоятельства, заставляющие его оценить прожитую жизнь. Так в поэму Рылеева входит друг свободы и страдалец, мужественно несущий свой крест, пламенный борец против самовластья и размышляющий, анализирующий свои действия мученик. Войнаровский не упрекает себя за свои чувства. И в ссылке он держится тех же убеждений, что и на воле. Он сильный, мужественный человек, предпочитающий мучения самоубийству. Вся его душа по-прежнему обращена к родному краю. Он мечтает о свободе отчизны и жаждет видеть ее счастливой. Однако в размышления Войнаровского постоянно врываются колебания и сомнения. Они касаются прежде всего вражды Мазепы и Петра, деятельности гетмана и русского царя. До своего последнего часа Войнаровский не знает, кого нашла в Петре его родина – врага или друга, как не понимает он и тайных намерений Мазепы. Но это означает, что Войнаровскому не ясен смысл собственной жизни: если Мазепой руководили тщеславие, личная корысть, если он хотел «воздвигнуть трон», то, следовательно, Войнаровский стал участником неправого дела, если же Мазепа – герой, то жизнь Войнаровского не пропала даром.

Вспоминая о своем прошлом, рассказывая о нем историку Миллеру (большая часть поэмы – монолог Войнаровского), он живо рисует картины, события, эпизоды, встречи, цель которых – оправдаться перед собой и будущим, объяснить свои поступки, свое душевное состояние, утвердить чистоту своих помыслов и преданность общественному благу. Но те же картины и события побуждают Рылеева иначе осветить героя и внести убедительные поправки в его декларации.

Поэт не скрывает слабости Войнаровского. Гражданская страсть заполнила всю душу героя, но он вынужден признать, что многое не понял в исторических событиях, хотя и был их непосредственным и активным действующим лицом. Войнаровский несколько раз говорит о своей слепоте и заблуждениях:
Мазепе предался я слепо…<…>

Ах, может, был я в заблужденье,

Кипящей ревностью горя, -

Но я в слепом ожесточенье

Тираном почитал царя…

Быть может, увлеченный страстью,

Не мог я цену дать ему

И относил то к самовластью,

Что свет отнес к его уму.
Свою беседу с Мазепой Войнаровский называет «роковой» и считает ее началом выпавших на его долю бед, а «нрав» самого «вождя» «хитрым». Он и теперь, в ссылке, недоумевает о подлинных мотивах предательства Мазепы, который был для него героем:
Мы в нем главу народа чтили,

Мы обожали в нем отца,

Мы в нем отечество любили.

Не знаю я, хотел ли он

Спасти от бед народ Украйны

Иль в ней себе воздвигнуть трон, -

Мне гетман не открыл сей тайны.

Ко праву хитрого вождя

Успел я в десять лет привыкнуть;

Но никогда не в силах я

Был замыслов его проникнуть.

Он скрытен был от юных дней,

И, странник, повторю: не знаю,

Что в глубине души своей

Готовил он родному краю.
Между тем выразительные картины, всплывающие в памяти Войнаровского, подтверждают его сомнения, хотя истина постоянно ускользает от героя. Народ, чье благо Войнаровский ставит превыше всего, клеймит Мазепу.

Пленный батуринец смело бросает в лицо изменнику:
Народ Петра благословлял

И, радуясь победе славной,

На стогнах шумно пировал;

Тебя ж, Мазепа, как Иуду,

Клянут украинцы повсюду;

Дворец твой, взятый на копье,

Был предан нам на расхищенье,

И имя славное твое

Теперь – и брань и поношенье!
Рисуя последние дни Мазепы, Войнаровский вспоминает об угрызениях нечистой совести гетмана, перед взором которого являлись тени несчастных жертв: Кочубея, его жены, дочери, Искры. Он видит палача, дрожит «от страху», в его душу входит «ужас». И сам Войнаровский часто погружен в «думу смутную», ему тоже свойственна «борьба души». Так Рылеев, вопреки рассказам Войнаровского, частично восстанавливает историческую правду. Поэт сочувствует мятежному герою-тираноборцу и патриоту, но он понимает, что гражданские чувства, переполняющие Войнаровского, не избавили его от поражения. Рылеев, таким образом, наделяет героя некоторыми слабостями. Он признает возможность личного заблуждения Войнаровского.

Однако собственно художественное задание Рылеева расходилось с этим выводом. Основная цель поэта состояла в создании героического характера. Бескорыстие и личная честность в глазах поэта оправдывали Войнаровского, оставшегося непримиримым борцом против тирании. С героя снималась историческая и личная вина. Рылеев перелагал ответственность с Войнаровского на изменчивость, превратность судьбы, на ее необъяснимые законы. В его поэме, как и в думах, содержание истории составляла борьба тираноборцев и патриотов с самовластьем. Поэтому Петр, Мазепа и Войнаровский изображались односторонне. Петр в поэме Рылеева – только тиран, а Мазепа и Войнаровский – свободолюбцы, выступающие против деспотизма. Между тем содержание реального, исторического конфликта было неизмеримо сложнее. Мазепа и Войнаровский действовали вполне сознательно и не олицетворяли собой гражданскую доблесть. Поэтизация героя, которому приписаны в поэме свободолюбие, патриотизм, демонические черты, придающие ему значительность и возвышающие его, вступала в противоречие с исторически правдивым его изображением.

Декабристская романтическая поэма отличалась остротой конфликта – психологического и гражданского, неминуемо приводившего к катастрофе. Это характеризовало действительность, в которой погибали благородные, чистые духом герои, не обретавшие счастья.

Поэма обнаружила в процессе эволюции тяготение к эпичности, к жанру повести в стихах, свидетельством чему было укрепление повествовательного стиля в поэме «Войнаровский».

Его заметил и одобрил Пушкин, особенно похвалив Рылеева за «размашку в слоге». Пушкин увидел в этом отход Рылеева от субъективно-лирической манеры письма. В романтической поэме, как правило, господствовал единый лирический тон, события окрашивались авторской лирикой и не представляли для автора самостоятельного интереса. Рылеев нарушил эту традицию и тем способствовал созданию стиховых и стилистических форм для объективного изображения. Его поэтические искания отвечали раздумьям Пушкина и потребностям развития русской литературы.

^

Поэзия А.И. Одоевского

Особое место среди лироэпических произведений на темы русской истории занимают стихотворения Александра Ивановича Одоевского – поэта-декабриста младшего поколения, чей поэтический дар проявился в наибольшей степени уже после 1825 г. Не известна точная последовательность создания таких стихотворений, как «Зосима», «Неведомая странница», «Старица-пророчица», «Кутья», известно лишь, что написаны они в 1829–1830 гг. По хронологии описываемых событий стихотворения относятся ко времени Ивана III и Ивана IV и прослеживают почти все этапы развития отношений Новгорода и Москвы в эту эпоху. В «Зосиме» новгородцы не предполагают о скорой гибели, шумно пируют у Марфы Посадницы, заносчиво судят о Москве, лишь один герой – Зосима предвидит падение города. В «Старице-пророчице» Одоевский рисует битву войск Ивана III с новгородцами, которая заканчивается поражением новгородцев. Стихотворение «Неведомая странница» описывает изгнание из Новгорода последних противников московского царя. События «Кутьи» относятся к эпохе Ивана Грозного. Стихотворение продолжает тему гибели Новгорода, завершает все предшествующие события, изображая картину злодеяний Грозного.

Стихотворения «Зосима», «Старица-пророчица», «Неведомая странница», «Кутья», как правило, называют балладами. Они действительно относятся к этому жанру, но имеют своеобразные черты. Главная из них – неразвитость внешнего действия. Обычно действие баллад активно, герой включается в жизненные бурные события. А что происходит в «Зосиме»? Одни пируют, другой не принимает участия в пире, а затем предсказывает гибель пирующих. В «Кутье» царит тишина, все действие сведено к одному эпизоду – Грозный принимает у себя новгородских изгнанников, справляет тризну; новгородцы сидят за столом, а Грозный ставит на стол кутью. Для исторических баллад Одоевского характерно изображение событий до и после кульминационного момента, поэт выбирает трудный для изображения психологический момент перед битвой, перед гибелью, казнью. По сути ничего не происходит в балладе «Кутья», но Одоевский строит балладу так, что читателя не покидает чувство тревоги. В первых строках сразу задается тон повествования – «Грозный злобно потешается В белокаменной Москве». Далее – сравнение Грозного с радушным хозяином, который принимает в гостях своих кровных братьев, обостряет понимание надвигающегося зла, фольклорные приемы отрицательного параллелизма, повтора с нарастанием в еще большей степени способствуют этому.

В этом небольшом по объему произведении поэту удалось исторически точно очертить характер самодержца: царь не только зол, жесток, но он и лицедей, потешающийся над жертвой. Вместе с тем баллада Одоевского не лишена аллюзионности: сквозь исторический рисунок просвечивают современные поэту события. Одоевский рассчитывал, что гибель вечевых республик будет сопоставлена с разгромом декабристов, изображение Ивана Грозного соотнесено с Николаем I.

В целом для баллады Одоевского характерны неразвитость внешнего действия и внутренний драматизм, постоянные приемы (включение видений), аллюзионность, создание символических образов (София, Кутья). В дальнейшем развитии русской поэзии баллада отчасти развивалась и в этом направлении.

^

Художественная проза декабристов

Наиболее популярными жанрами декабристской художественной прозы в начале XIX в. были повести, путешествия и очерки. В жанре путешествия значительным памятником прозы декабристов были «Письма русского офицера» Ф.Н. Глинки. В своем повествовании он ориентировался на «Письма русского путешественника» Карамзина. Его путешествие было по своему типу «смешанным» – познавательным и художественным. Большое место в нем уделено фактическим сведениям.

Первая часть книги (в «Письмах…» всего 8 частей) описывает военные действия 1805–1807 гг., рассказывает о Польше, Австрии, Венгрии – странах, в которых побывал офицер. Вторая и третья части описывают поездки Глинки по России, по Смоленской, Тверской, Московской, Киевской губерниям и охватывают период 1807–1811 гг. Последние же части рассказывают о событиях 1812–1815 гг. Цель, которую ставил перед собой автор, состояла не только в описании увиденного, но и в воспитании патриотизма, в ознакомлении с народными русскими обычаями, в рассказах о русских талантах. «Я старался рассматривать людей в их различных состояниях: гостил в палатах и жил в хижинах. Но там и тут главною целию моею было наблюдение нравов, обычаев, коренных добродетелей и наносных пороков», – признавался автор. В отличие от сентиментальных путешествий начала XIX в. в путешествии Глинки весьма скупо рассказывается о самом авторе, который выступает активным участником событий, а не простым наблюдателем.

Продолжают традицию декабристского путешествия «Записки о Голландии 1815 года» Н. Бестужева, «О Новой Земле» Н.А. Чижова (1823), «Отрывки о Кавказе» А.И. Якубовича (1825), «Поездка в Ревель» А. Бестужева (1821), «Путешествия по Германии и Франции» В.К. Кюхельбекера (1820–1821; опубл. 1824–1825) и др.

Жанр путешествия связан с очерковой литературой. Однако очерк развивался в прозе декабристов и как самостоятельный жанр. К романтическим очеркам относятся «Листок из дневника гвардейского офицера» А. Бестужева, «Толбухинский маяк», «Об удовольствиях на море», «Гибралтар» Н. Бестужева и др.

Самым популярным прозаическим жанром была повесть, которая обращалась либо к историческому материалу, либо к материалу современному. «Зачинщиком русской повести» (Белинский) был А.А. Бестужев-Марлинский. Он испробовал разные формы романтической повести – светскую («Фрегат «Надежда»», «Испытание»), фантастическую («Латник», «Страшное гаданье»), кавказскую, «восточную» («Аммалат-Бек», «Мулла Нур»), историческую («Гедеон», «Роман и Ольга», «Изменник», «Наезды», «Замок Венден», «Замок Эйзен», «Замок Нейгаузен», «Ревельский турнир») 60 .

^

Драматургия декабристов

Драматургические жанры были менее популярны в декабристской литературе, нежели жанры лирические и прозаические, и влияние декабристов-драматургов на развитие русского театра не столь велико. Исключение представляет П.А. Катенин, жизнь которого была связана с театром – он был и режиссером, и театральным критиком, и автором пьес. Но, в основном, Катенин-драматург известен как переводчик иностранных, чаще всего французских, пьес (Расина, Корнеля и др.). Одно из ярких драматических произведений Катенина, в котором выразились гражданские устремления автора, – стихотворный «Отрывок из Корнелиева «Цинны»» («Рассказ Цинны»; 1818). Отрывок представляет собой вольное переложение монолога Цинны из первого действия трагедии Корнеля с одноименным названием. Декабрист вольно подошел к трактовке сюжета пьесы французского классициста. Так, римский император Август, против которого направлен заговор Цинны, для Корнеля был добродетельным героем, а Цинна – злодеем и лицемером. Под пером Катенина история преображается: Цинна действует как герой, а дело заговора против монархии рассмотрено как желательное и законное. В «Отрывке» угадываются события заговора против Александра I, когда предполагалось убить царя во время богослужения в Архангельском соборе.

Оригинальной пьесой Катенина является трагедия «Андромаха» (1809–1818). Она продолжает традицию классицизма. Трагедия состоит из пяти актов, в ней строго выдержаны три единства, она написана александрийским стихом. Драматург проявил себя в этой пьесе новатором, пытавшимся постичь своеобразие античного мира и отказавшимся от условности изображения. Историческим источником, из которого Катенин черпал понимание античной эпохи, были произведения Гомера. Античные герои пьесы не осовременены Катениным, в них нет обычной для драматургии этого времени галантности, а, напротив, они грубы и подчас беспощадны. К сожалению, 1810-е гг. она поставлена не была, а когда в 1827 г. появилась на сцене, то воспринималась уже как архаичная и прошла незамеченной современниками.

Другим оригинальным произведением Катенина, романтическим по своему характеру, была пьеса «Пир Иоанна Безземельного» (1821), представлявшая собой исторический пролог к авантюрной пьесе А.А. Шаховского «Иваной, или Возвращение Ричарда Львиное Сердце» (по роману В. Скотта «Айвенго»).

К ранним драматическим опытам литераторов-декабристов относится трагедия Ф.Н. Глинки «Вельзен, или Освобожденная Голландия» (1808). Пьеса Глинки представляет собой аллюзионную политическую трагедию, в которой центральными являются тираноборческие мотивы: борьба Вельзена с незаконно захватившим престол Флораном (в его образе угадываются черты Наполеона), увенчанная в конце пьесы победой. «Вельзен, или Освобожденная Голландия» создавалась в предромантическую эпоху, во время всеобщего увеличения Оссианом, и оссиановс-кий колорит лежит на всем оформлении пьесы: действие происходит то в готическом замке, то на берегу бушующего моря, то при зареве пожара и блеске молний, под заунывный шум ветра и пр. Яркая зрелищность (декорации менялись в каждом акте), мрачный колорит пьесы являлись чертами нового предромантического стиля.

Драматические произведения составляют важную часть литературного наследия В. Кюхельбекера. Это исторические трагедии «Аргивяне» (1823) и «Прокофий Ляпунов» (1834), комедия «Шекспировы духи» (1823), мистерия «Ижорский» (1829–1841), драматическая сказка «Иван, купецкий сын» (1832–1842) и др.

Трагедия «Аргивяне» написана на сюжет античной истории. В ней изображено столкновение двух братьев, один из которых республиканец Тимолеон, а другой – деспот Тимофан, коварным способом захвативший власть в Коринфе. Тимолеон встает в оппозицию к брату и содействует, хотя и косвенно, убийству тирана. Тираноборческая идея трагедии обычна для писателей-декабристов. Тема братоубийства, отцеубийства при Александре I сама по себе приобрела политическую остроту, так как всем было хорошо известно участие Александра в убийстве своего отца Павла I. Античный сюжет давал современникам возможность трактовать его применительно к недавней русской истории. Создавая образ Тимофана, Кюхельбекер использует черты императора Александра, в частности умение скрываться за либеральными обещаниями. Аллюзионно звучат и некоторые диалоги в трагедии:
Тимофан

Сограждане! почто сей шум и вопли?

Вкусите сладкий отдых после боев.
Аристон

Мы на тебя восстали, обольститель!

Ты вольность нам сулил, а рабство дал!
Вторая историческая трагедия Кюхельбекера «Прокофий Ляпунов» создавалась драматургом в заключении в Свеаборгской крепости. Трагедия была написана под влиянием «Бориса Годунова» А.С. Пушкина и «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина; кроме того, драматург воспользовался сведениями из книги Н.Г. Устрялова «Сказания современников о Дмитрии Самозванце» 61 , полученной в подарок от Пушкина.

Кюхельбекер обратился к одному из трагических моментов Смутного времени – гибели организатора первого рязанского народного ополчения Прокофия Ляпунова. Из всей исторической деятельности Ляпунова Кюхельбекер избрал последний период его жизни – лето 1611 г., действие трагедии продолжается не более одного месяца. Хотя пьеса написана уже в 1830-е гг., характер Ляпунова представлен в духе романтических декабристских убеждений. Герой знает о своей обреченности, но сознательно идет на гибель во имя великой цели – освобождения России от иноземного порабощения. Облик реального, исторического Ляпунова во многом соответствовал образу романтического героя. Это был одаренный, прямой, искренний, страстный и вместе с тем самонадеянный человек, обладавший способностью располагать к себе людей, но и сам легко поддававшийся обману. Именно таким он и запечатлен в драме Кюхельбекера. Романтический характер изображения заметен и в образах Марины Мнишек, Ольги, Заруцкого и др. Среди эпизодических лиц трагедии особое место занимает юродивый Ванька, который сопоставим как с юродивым из трагедии Пушкина «Борис Годунов», так и с шекспировскими могильщиками из «Гамлета». Ванька выступает в роли «судьи» в отношении к основным героям и событиям трагедии, он философски рассуждает о сложности и противоречивости мира, и именно этот герой замыкает трагический исход событий. По своей форме «Прокофий Ляпунов» – романтическая драма, построенная на сложном сюжете (в трагедии плетутся трехступенчатые интриги, ведущие героя к гибели), включающая множество сцен, обилие эпизодических и внесценических персонажей и написанная белым пятистопным ямбом.

Несмотря на то, что пьеса была заметной драматической удачей Кюхельбекера, современникам она известна не была и увидела свет лишь в 1934 г., через сто лет после ее создания.

В 1830-1840-е гг. Кюхельбекер работал над мистерией «Ижорский», которая была задумана как трехчастное произведение. Первые две части вышли в свет в 1835 г. анонимно. Большую роль в публикации сыграл А. С. Пушкин. Мистерия рассказывает о падениях, грехах и духовном возрождении «богатого русского дворянина» Льва Петровича Ижорского, русского Чайлд-Гарольда. Пьеса Кюхельбекера полна различными реминисценциями и литературными ассоциациями, в ней угадываются разнообразные литературные источники, произведения Байрона, Гете, Шекспира, Пушкина, Грибоедова и др. Как это свойственно мистерии, пьеса включает множество планов – сатирический, бытовой, фантастический, философский, моралистический, фольклорный, литературно-полемический и др.

В конце жизни Кюхельбекер вновь обратился к античной истории и работал над драмой «Архилох», которая осталась незавершенной. Замысел трагедии, как свидетельствует дневниковая запись поэта, состоит в сочетании автобиографических мотивов с вечными для литературы (трагическая судьба поэта).

Декабристы-романтики были острыми и смелыми критиками, проводившими в статьях свои гражданские идеи. Критические разборы они печатали в альманахах «Полярная звезда» А. Бестужева и К. Рылеева и «Мнемозина»

В. Одоевского и В. Кюхельбекера, в «Литературной газете» Дельвига и Пушкина, где публиковал свои «Размышления и разборы» Катенин. Главная тема критических выступлений декабристов – защита высоких жанров и национального своеобразия литературы.

Самой нашумевшей была статья Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1823), где молодой критик подверг уничтожающему анализу состояние современной романтической поэзии психологического течения. С особенной силой он обрушился на авторов элегий, обвинив их в том, что они поют лишь унылые песни. В их произведениях, запальчиво утверждал Кюхельбекер, нет ни высоких мыслей, ни гражданского одушевления, ни народности.

В своей критике Кюхельбекер был во многом прав: подражатели Жуковского действительно на все лады перепевали его темы и мотивы. Их заемные ноты не были обеспечены глубиной авторской личности и отличались незначительностью содержания. Прав был Кюхельбекер и в том, что национальное своеобразие еще не нашло достойных форм для своего выражения. Как народный элемент он отметил лишь несколько стихов Жуковского в «Светлане». В целом же поэты воспроизводили иноземные источники. Эти удачно подмеченные недостатки современной поэзии сочетались в статье Кюхельбекера с ошибочными мыслями.

Автор возложил вину не только на подражателей Жуковского, но и на самый жанр элегии, посчитав, что в нем нельзя выразить значительное гражданское и возвышенное содержание. Он бросил клич о возвращении к оде – жанру, предназначенному для демонстрации высоких мыслей и чувств. В этой связи он резко отозвался о поэтической стилистике романтической поэзии, имея в виду Жуковского и Батюшкова. Однако возвратиться к устаревшему, ушедшему в историю, жанру оды было уже нельзя. Что же касается поэтической стилистики Жуковского и Батюшкова, то она отвечала духу времени – психологически точно и полно выражать внутренний мир личности. Кюхельбекер, верно подметив особенности современной поэзии, оказался не в силах предложить новые идеи, которые помогли бы преодолеть критикуемые им недостатки. Он звал назад, а не вперед. Это сразу понял Пушкин, который несколько раз обращался к статье Кюхельбекера (в письмах, в романе «Евгений Онегин»), отвергая принципы старой оды и выступая в защиту поэтического новаторства «школы гармонической точности». Решить задачу художественного воплощения исторического и современного характера, как и национального своеобразия литературы, декабристам-романтикам было не суждено и не по плечу. Тут надобен был гений Пушкина.

Гражданское, или социальное, течение русского романтизма, во-первых, обнажило стоявшие перед русской литературой насущные проблемы и, во-вторых, в меру талантливости принадлежащих к нему авторов содействовало самосознанию личности, выдвинув на первый план ее общественные интересы. Декабристы-романтики заострили проблемы народности, поэтических традиций, судьбы высоких жанров и стилей. Усваивая уроки «школы гармонической точности» и полемизируя с ней, они часто вопреки собственным убеждениям, содействовали смешению жанров и стилей, преодолению жанрового мышления, сильно тяготевшего над их литературно-эстетическими вкусами.

^

Основные понятия

Романтизм; гражданское, или социальное, течение русского романтизма; диффузия жанров; декабристская ода; стиль декабристской лирики; декламационный стих; ораторская интонация; элегия; жанр думы; романтическая поэма декабристов.

^

Вопросы и задания

1. Ранние и поздние декабристские общества. Их программы в области литературы.

2. Расскажите о поэзии Ф.Н. Глинки. Основные сборники его произведений. Образ поэта. Стиль ранней поэзии Ф. Глинки.

3. Раннее творчество П.А. Катенина. Драматургия. Оригинальные и переводные произведения. Поэзия П.А. Катенина. Баллады Катенина: их отличие от баллад Жуковского. Полемика с Жуковским и Гнедичем по поводу жанра баллады. Участие Грибоедова в полемике.

4. Проблемы народности в творчестве декабристов. Сравните исторические взгляды декабристов с историческими взглядами Н.М. Карамзина.

5. Кратко расскажите о поэзии В.Ф. Раевского, поэтических экспериментах В.К. Кюхельбекера и поэзии А.И. Одоевского.

6. Лирика К.Ф. Рылеева и ее жанры. Жанр сатиры в лирике Рылеева. Как преобразует Рылеев жанр гражданской оды? Что представляет собой жанр «политической элегии»? Назовите образцы этих жанров и проанализируйте их.

7. Жанр думы и его основные признаки. Структура дум, их композиция и стиль. Рылеевский «антиисторизм»: причины и особенности.

8. Оценка рылеевских дум А.С. Пушкиным.

9. Поэма Рылеева «Войнаровский» и замыслы других поэм. В чем заключаются особенности романтической поэмы декабристов, в частности поэмы Рылеева «Войнаровский»?

10. Декабристская критика. Основные положения статьи В.К. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие». Спор о судьбе «элегической школы» Жуковского.

11. Значение творчества декабристов для становления системы романтизма в русской литературе.

Литература

Архипова АВ. Литературное дело декабристов. Л., 1987.*+

Базанов В.Г. Поэты-декабристы. М.; Л., 1950.

Королева Н.В. Декабристы и театр. Л., 1975.

Литературно-критические работы декабристов. М., 1978.*

Литературное наследие декабристов. Л., 1975.*

Маслов В.И. Литературная деятельность К.Ф. Рылеева. Киев, 1912; Он же. Литературная деятельность К.Ф. Рылеева: Дополнения и поправки. Киев, 1916.*

Тынянов ЮН. Пушкин и его современники. М., 1969.*+

Цейтлин А.Г. Творчество Рылеева. М., 1955.

Поэзия К.Ф. Рылеева

Одним из самых ярких поэтов-декабристов младшего поколения был Кондратий Федорович Рылеев. Его творческая жизнь продолжалась недолго - с первых ученических опытов 1817-1819 гг. до последнего стихотворения (начало 1826), написанного в Петропавловской крепости.
Широкая известность пришла к Рылееву после публикации оды-сатиры “К временщику” (1820), которая была написана во вполне традиционном духе, но отличалась смелым содержанием. Первоначально в поэзии Рылеева параллельно сосуществуют стихотворения разных жанров и стилей - оды и элегии. Над Рылеевым тяготеют “правила” тогдашних пиитик. Гражданская и личная темы еще не смешиваются, хотя ода, например, приобретает новый строй. Ее темой становится не прославление монарха, не воинская доблесть, как это было в лирике XVIII в., а обычная гражданская служба.
Особенность лирики Рылеева заключается в том, что он не только наследует традиции гражданской поэзии прошлого столетия, но и усваивает достижения новой, романтической поэзии Жуковского и Батюшкова, в частности поэтический стиль Жуковского, используя те же устойчивые стиховые формулы.
Постепенно, однако, гражданская и интимная струи в лирике поэта начинают пересекаться: элегии и послания включают гражданские мотивы, а ода и сатира проникаются личными настроениями. Жанры и стили начинают смешиваться. Иначе говоря, в гражданском, или социальном, течении русского романтизма происходят те же процессы, что и в психологическом течении. Герой элегий, посланий (жанров, которые традиционно посвящались описанию интимных переживаний) обогащается чертами общественного человека (“В.Н. Столыпиной”, “На смерть Бейрона”). Гражданские же страсти получают достоинство живых личных эмоций. Так рушатся жанровые перегородки, и жанровое мышление терпит значительный урон. Эта тенденция характерна для всей гражданской ветви русского романтизма.
Типично, например, стихотворение Рылеева “Я ль буду в роковое время…”. С одной стороны, в нем очевидны черты оды и сатиры - высокая лексика (“роковое время”, “гражданина сан”), знаковые отсылки к именам героев древности и современности (Брут, Риэго), презрительно-обличительные выражения (“изнеженное племя”), ораторская, декламационная интонация, рассчитанная на устное произношение, на публичную речь, обращенную к аудитории; с другой - проникнутое грустью элегическое размышление по поводу того, что молодое поколение не вступает на гражданское поприще.